«Московская правда»

Фуад АХУНДОВ

В гибели А. Грибоедова виновно ближайшее окружение великого русского литератора, считает политолог Фуад Ахундов

2012 год объявлен Годом российской истории. И это резонно, ибо через 20 лет после крушения советской системы с ее заклишированной, подогнанной под совковые стереотипы историей настало время заново пересматривать феномены различных эпох и личностей.

20 лет свободы республик бывшего СССР приучили нас к тому, что чувство национального достоинства опирается на прочный исторический каркас. Эта свобода дала нам прежде всего возможность свободного передвижения в своем историческом прошлом, где, оказывается, еще много белых пятен, где масса выдернутых из разных дискурсов тезисов, переиначенных толкований, подлогов и подчас наивных суждений. И такое событие, как Год российской истории, нужно всем нам, чтобы нащупать эпохальную причинно-следственную связку между вой-нами, терактами, убийствами, крушением отдельных судеб и целых систем.

В этом контексте есть о чем порассуждать, думая о только что прошедшей дате - 11 февраля, дате большой трагедии - гибели поэта и дипломата Александра Сергеевича Грибоедова.

Сразу скажем, по сей день есть заинтересованные лица армянской национальности и их ближнее окружение, которые крепко держатся за английский след в убийстве Грибоедова. Эта версия была подброшена в "Московских ведомостях" 1829 года. Оно и понятно, поскольку в Персии тогда существовали только российская и британская дипмиссии, и царю, получившему в знак покаяния за гибель посланника уникальный бриллиант "Шах", удобнее было выискивать стрелочника в стороне туманного Альбиона. Вторую жизнь этой версии дал Юрий Тынянов. В 1929 году, когда исполнилось 100 лет со дня трагической гибели российского посланника в Тегеране, появился тыняновский роман "Смерть Вазир-Мухтара". Политическая ситуация, когда фактически были разорваны дипломатические отношения между большевистской Россией и Англией, подсказала Ю. Тынянову актуальную трактовку. В результате, по романной версии, английский дипкорпус в Персии оказался повинным в смерти Грибоедова.

Правда, сохранился рапорт генерала И. Паскевича Николаю I от 29 октября 1827 года: "Англичане гораздо более персиян соболезнуют об участии Аббас-Мирзы (наследный принц Персии); они не скрывают своего опасения, что Азербайджан, по всей справедливости, может за нами остаться, и тогда могущество их истинного союзника в Персии рушится. Здесь, в Тавризе, корень их настоящего влияния. Кроме Аббас-Мирзы, несмотря на расточительность их дипломатов, никто их не только покровительствовать, но и терпеть не будет.Негодование на шаха за скупость, которая, по их мнению, есть главное препятствие к миру, они выражают сильно и открыто. В дружеском разговоре министр Макдональд признался Грибоедову, что трактат, заключенный в Гюлистане с Гор-Узелеем (английский посланник в Персии. - Ф. А.), почитает для Англии чрезвычайно тягостным и уже предложил двору своему за единовременную сумму согласиться с шахом об уничтожении некоторых статей, как то: посредничество в войнах Персии, 200000 туманов ежегодных субсидий..."

Но этот документ не дает оснований для столь серьезных обвинений. К этому добавим, что, по признанию самого Грибоедова, он не был ключевой фигурой в российско-персидских отношениях, что делало бы резонным его убийство для конкурирующего государства. 9 декабря 1827 года сам Грибоедов в письме к К. К. Родофиникину из Тавриза писал, что не будет иметь много дела в Тегеране, так как все дела с Россией решает Аббас-Мирза в Тавризе. Также он сообщает, что считает необходимым пригласить Аббас-Мирзу в Петербург. В завершение этой линии отметим, что в его эпистолярном архиве есть отношение №56, направленное И. Паскевичу в октябре 1827 года, о наградах для английского посольства. Грибоедов был человеком фанатической честности. Во всяком случае так характеризовал его генерал Ермолов. И человек подобного склада не стал бы ратовать за награждение английского дипкорпуса, если бы имели место серьезные интриги и неприязнь. И наконец, Англии как раз выгодно было, чтобы Россия выпотрошила из Персии двадцатимиллионную контрибуцию и тем самым заставила страну подсесть на иглу британских финансовых вливаний.

Беда в том, что фанатическая честность и вытекающая из этого качества доверчивость сделали его жертвой навязанного ему окружения. Это и есть тот гибельный для поэта след, который стал рельефно обозначаться сквозь призму столетий. Факты свидетельствуют, что за этим кроются хитросплетения армянских церковников и всего армянского окружения поэта.

По всей видимости, в силу своей феноменальной порядочности А. Грибоедов принимал за правду рассказы своего коварного окружения об "исторической родине армян на Кавказе". Под прессом лжи поэт ошибочно считал, что армяне - автохтоны на Южном Кавказе и когда-то были насильственно изгнаны оттуда в Персию. Главным доказательством для него были церкви, которые он видел на территории азербайджанских ханств. По-видимому, он получил массу внушительной лжи во время пребывания в Эчмиадзинском монастыре и бесед с патриархом в январе 1820-го и июне 1827-го гг.

Скорее всего он даже не предполагал, что можно присвоить церкви другого народа. Он также не ведал, что сам является жертвой фальсификаций, которыми его методично подкармливало армянское окружение.

19 июля 1827 года граф И. Паскевич, муж двоюродной сестры Грибоедова, поручил ему написать проект перемирия между Россией и Персией.

11 ноября 1927 года, на втором заседании конференции, на которой обсуждались условия, предъявленные И. Ф. Паскевичем персидскому правительству, именно по инициативе Грибоедова были рассмотрены основные вопросы, относящиеся к армянскому народу. Как известно, поэт добился включения в Туркменчайский договор специальной 15-й статьи, которая стала юридической базой для массового переселения армян из Персии на исконные азербайджанские земли. Отметим, что после этого проект российского правительства о переселении 80 тысяч казаков на земли вдоль иранской границы потерял силу.

К этому добавим, что именно Грибоедов остро обозначил вопрос о необходимости взятия Эриванской крепости, что в конечном итоге обеспечило армян территорией для создания государства там, где их раньше никогда не было. Об этом его донесение И. Паскевичу 30 июля 1827 года после переговоров с персидским наследным принцем Аббас-Мирзой из лагеря при селении Кара-Баба:

"Из униженного тона, с которым говорили со мною Аббас-Мирза и его чиновники, очевидно, что они не ослепляются насчет сравнительного положения их сил с нашими. Но ожидать невозможно, чтобы они сейчас купили мир ценою предлагаемых им условий, и для этого нужна решительность; длить время в переговорах более им свойственно. В совете шахском превозмогающие ныне голоса Алаяр-Хана и сардаря с братом; они еще твердо стоят против мира и имеют на то личные свои побудительные причины: первый поддерживает прежнее свое мнение и боится, что дело дойдет до расплаты за ту войну, которой он главнейший возбудитель; сардарь и брат его, с уступкою нам Эриванской области, лишаются значительного источника их богатства. Тогда только, когда падет Эривань и персияне увидят себя угрожаемыми в столице Адзербидзама, если какое-нибудь непредвидимое обстоятельство не возбудит в них прежней дерзости, можно, кажется, ожидать заключения мира на условиях, которые мы нынче им предлагаем".

Наряду с политическими интересами России А. Грибоедов руководствовался желанием помочь армянскому народу вернуться на "историческую родину". Он проявлял о них заботу и после переселения на Кавказ. Из "Записок о переселении армян из Персии в наши области" узнаем, что Грибоедов предлагал передать 30-тысячное поголовье скота Эриванского Сардара не армии и не казне, а новоприбывшим армянам, чтобы пополнить их хозяйство.

С 1819 года помощником поэта был армянин Шамир Мелик-Бегляров, который работал в дипломатической канцелярии главнокомандующего на Кавказе. Со временем Грибоедов начал слепо доверять этому человеку. В его эпистолярном наследии достаточно писем, в которых он ходатайствует за Шамира, пишет, как скучает по нему и ждет обратно.

Сохранились сведения о том, что именно Шамир, который в 1847 году дослужился до чина полковника и кавалера ордена Святого Георгия IV класса, был одним из составителей нового проекта армянского государства на исконных азербайджанских землях.

Под его влиянием Грибоедов недолюбливал правителя гражданской канцелярии генерала Ермолова П. И. Могилевского, который помогал бекам Эриванского ханства (с 1828 года - Армянской области) получать русские чины и звания.

По настоятельному совету Шамира Грибоедов часто посещал Тифлисское армянское училище, периодически встречался с обученными армянами, которые привлекали его к чтению искусно сфальсифицированных "фундаментальных" трудов по истории Армении.

Письмо И. Паскевичу из Тавриза от 30 октября 1828 года показывает степень доверия Грибоедова к проармянскому фальсификатору. Поэт просит графа "завоеванные в Баязете А. Г. Чавчавадзе восточные манускрипты отправить в Академию наук О. И. Сенковскому и Х. Д. Френу, а не в Публичную библиотеку, где "никто почти грамоте не знает". (ПССГ. III, 227.) Речь идет об Осипе Сенковском, который выступал в поддержку армянских фальсификаций под литературной маской "Барон Брамбеус". Именно его В. Величко называл "первым наемником армян в русской литературе".

В Тавризе почти все сотрудники в его посольской миссии были армяне: канцелярист Рустам Бенсанян, личный переводчик Мелик Шахназар, Якуб Мархарян (Мирза Якуб), казначей Василий Дадашьян (Дадаш бек), курьеры Исаак Саркисов, Хачатур Шахназаров.

В архиве исследователя Н. К. Пиксанова (Пиксанов Н. К. Летопись жизни и творчества А. С. Грибоедова, 1791 - 1829 / Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького; Отв. ред. А. Л. Гришунин. - М.: Наследие, 2000. - С. 8 - 149) сохранились документы, свидетельствующие о заботливом отношении поэта к этим людям. Среди них отношение №1402 от 14 августа 1827 года Азиатского департамента Грибоедова, в котором утверждается его выбор в переводчики поручика Шахназарова и коллежского регистратора В. Дадашева. Наряду с Шамиром армянин Дадашев тоже держал молодого дипломата под своим влиянием. Например, Грибоедов пишет:

"Сколько я ни старался узнать стороною, и именно чрез моего переводчика Дадашева, для сего чрезвычайно способного, которого заставлял расспрашивать по деревням, где проезжал, в Эчмиадзине и здесь, не происходили ли какие злоупотребления при раздаче денег, но никто на это не жалуется и сего точно не было".

В декабре 1828 года Грибоедов отправил к И. Паскевичу отношение с просьбой объявить переводчику Шахназарову утвержденный чин штабс-капитана и выдать ему годовой оклад за работу на Дей-Карганских и Туркменчайских переговорах.

Таким образом проясняется, как и под каким влиянием формировалось сочувственное отношение молодого дипломата к армянам, которых он поначалу совсем не жаловал.

Наряду с этим сегодня проясняется степень виновности армянского окружения Грибоедова в его гибели... Рустам Бенсанян, он же Рустам-бек, был главной мулетой, поднимающей ярость персов против российского посланника. Хотя в некоторых источниках утверждают, что Грибоедов раздражал шаха и его двор своей дерзостью, тем, что он в туфлях заходил в шахские покои, эта версия держится на слабых подпорках. Современники отмечают особую грибоедовскую учтивость и любезность в обращении. Так что вряд ли он кардинально менялся в обращении с правителем Ирана и его свитой. Что касается хождения в обуви по коврам, то шах и его окружение наверняка лояльно относились к этому, поскольку в Туркменчае был подписан протокол о посольском церемониале, по которому русским дипломатам разрешалось на приеме у шаха находиться в европейской одежде и, следовательно, не разуваться.

Так что недовольство российским дипкорпусом в Персии вызывал не Грибоедов, как это внушается более 100 лет, а армяне. Вечно пьяный Рустамбек и его дружки затевали на базарах драки, бегали по улицам с обнаженной шашкой и грозили персам. Он и был главным подстрекателем, заставившим Грибоедова укрыть в посольстве двух армянок из гарема влиятельного вельможи Аллаяр-хана.

Здесь и расползается белое пятно, требующее исследования. В вышеприведенном донесении и других письмах Грибоедова от 1927 года мелькает неприязнь к человеку по имени Аллаяр-хан. Там же мы узнаем, что этот сановник Персии был взят в плен в Эривани, а затем отпущен на свободу. Неужели только потому, что вместе с эриванским сардаром и его братом они были против мирных переговолров между Россией и Персией? Вот один из вопросов для глубокого исследования. В чем причина личной неприязни дипломата к этому человеку и СЛУЧАЙНО ли именно его наложниц требовал укрыть в посольстве Рустам-бек? Кстати отметим, что женщины вовсе не просились в Россию, их силой забрали, ссылаясь на 13 статью Туркменчайского договора, не считаясь с тем, что они уже приняли мусульманство и имели детей от Аллаяр-хана.

Дальнейшее развитие действий само по себе предвещало трагический финал. Ночью 21 января 1829 года в двери российского посольства постучался Ходжа-Мирза-Якуб Маркарян и заявил, что желает воспользоваться правом пленника возвратиться на родину. Грибоедов отказал ему в приеме в столь позднее время. Но Маркарян вернулся утром и настаивал на своем. Это был евнух, сделавший за 15 лет блестящую карьеру казначея внутренних покоев шахского дворца, доверенное лицо, знавшее тайны тегеранской элиты.

Посланцы шаха так и не смогли объяснить Грибоедову, что, увозя евнуха, он фактически посягает на честь шаха. Тем временем наложницы Аллаяр-хана подняли громкий скандал, что по наущению Мирзы Якуба их изнасиловал сводный брат Грибоедова Дмитриев. Это еще одно посягательство на честь второго человека в иерархии Персии. В тот же день Рустам-бек затеял очередную драку на базарной площади. Словом, армяне мастерски разыграли сценарий и довели события до кульминации. Персы, расценившие действия Грибоедова и его окружения как оскорбление достоинства всего народа, разгромили посольство и убили почти всех сотрудников.

Персияне расценили поступок Грибоедова как посягательство на честь их правителя, разгромили посольство и убили дипломата. Так А. Грибоедов стал жертвой лжи и вероломства. Однако смертью поэта не завершились конфликты и войны в Закавказье, а, наоборот, завязывался новый узел противоречий - так называемый "Карабахский конфликт".

Через 160 лет история повторилась. Как известно, под руководством Грибоедова армян переселяли в Эривань, Нахичевань и Карабах. В Эривани в 1918 году была провозглашена Армения и азербайджанцы подарили армянам город Эривань и 9 тысяч квадратных километров территории, которые в советские годы выросли до 30 тысяч. А с 1988 года и по сей день армяне требуют отделения горной части Карабаха от Азербайджана.

Бедный поэт не мог видеть того, как невидимая рука затягивает его в провокационный кровавый водоворот. Кому-то сильно мешали толерантность и объективность Грибоедова - дипломата, и махровые националисты ловко убрали его с политической авансцены руками иранцев армянского происхождения.

Из недр гнусного национализма появились новые мутанты-разрушители, которые не оставили потомкам даже память о Грибоедове - дворец сардара Эриванского ханства, в котором зимой 1828 года ссыльные декабристы показали единственную прижизненную постановку "Горе от ума" в присутствии автора.

Вот как описывал прекрасный дворец сардара сам А. Грибоедов в письме Бегичеву от 4 февраля 1819 года: "И потолок, и весь зал росписан многими японскими узорами; слева ставни занимают всю продолговатую стену: в них цветная слюда перемешана с резьбою и с наклейными коймами - это окна. Прямо против входа камин; в правой, тоже длинной, стене выемка в полукружие, в котором выпуклый потолок представляет хаос из зеркальных кусков, и там камин. На всех стенах, в два ряда, один над другим, картины, - похождения Ростома, персидского великана".

А ведь армяне могли бы из уважения к памяти Грибоедова оставить дворец и установить мемориальную доску, свидетельствующую о важном факте русской истории и культуры. После этой постановки дом сардара стал фактом русской культуры, своего рода храмом, в котором многомиллионные народы советского и постсоветского пространства могли почувствовать атмосферу высокого духовного наследия поэта, ссыльных декабристов, поставивших эту комедию. Но этот бесценный шедевр средневекового азербайджанского зодчества, эта непреходящая память о Грибоедове стерты с лица земли.

В 1927 году, через 100 лет после взятия Эривани Россией дворец еще стоял в своей яркой красе и был местом туристического паломничества, красивейшей достопримечательностью Кавказа. Но это не остановило вандалов. В 1964 году на этом месте уже дворца не будет. От него останутся лишь несколько каменных глыб. И об этом нужно помнить не только в канун грустных дат. Культурный вандализм опасен сегодня и завтра для всего человечества, стремящегося к культурному диалогу и этнической комплементарности.

http://www.mospravda.ru/issue/2012/02/16/article30707/